Голова закружилась, как только она села, и желудок больно сжался, стремясь исторгнуть многомесячную пустоту. Новый знакомый, успевший разобраться с толстяком, снова повернулся к Раде.
– Это пройдет, – хмуро сказал он. – Дезориентация, амнезия, нарушение координации – это нормально после анабиоза. Скоро придешь в себя, только надо поесть. Помнишь, как тебя зовут?
Она точно его встречала раньше. Его звали… Как же его звали? Никак не удавалось вспомнить имя. Зато вспомнилось, где она его слышала. На процессе! Наверное, тысячу раз. В нем было что-то вкрадчивое, кошачье. В отличие от самого мужчины, который, если и напоминал кота, то только помоечную версию – худющий, обтрепанный и постоянно готовый к драке.
Да какая разница, как его звали. Имя, фамилия… Все это осталось на Земле. Каторжанину положен номер. Или прозвище. Как там говорят эти, помоечные – погоняло?
– Ладно, потом вспомнишь, – нетерпеливо бросил мужчина. – Идем!
Он помог ей вылезти из капсулы и, поддерживая за плечи, потащил куда-то, привычно и ловко расталкивая заключенных. В дальнем конце камеры гудело, шипело, и толпились люди. Невозмутимо обойдя очередь, стоящую перед узкой высокой щелью в стене, жилистый сорвал с Рады хламиду и подтолкнул вперед.
– Ставь ноги на подставки, и не вздумай спускаться, – приказал он. – Это биоузел.
Тонкая кожистая стенка сомкнулась, отрезав ее от всех. Рада осталась в полной темноте. Что за дурацкие шутки? Она отчаянно замолотила кулаками по стене. Все равно что стучать по подушке – мягко, беззвучно.
Через несколько секунд снизу захлюпало, заклокотало. Почти сразу со всех сторон обдало горячим и влажным. Глаза защипало. Голову облепило мягкое и тоже горячее. Рада взвизгнула и тут же закашлялась от густого пара. Спустя несколько секунд экзекуция закончилась. Жуткая "шапка" отлепилась, мягкая перепонка, заменявшая дверь, открылась, и Рада вывалилась прямо в мускулистые руки мужчины-кота. Он заботливо обернул ее все той же серой тряпкой.
– С легким паром!
Рада подняла руку, коснулась гладкой, безволосой кожи на голове.
– За что? – спросила она, и испугалась, услышав свой голос. Хриплый, каркающий.
– Такая уж у нас баня, – развел он руками. – А глаза привыкнут со временем. Это все из-за наночастиц, которые очищают и обеззараживают кожу и слизистые.
Пол двигался, словно живой, и каждый шаг давался с трудом. Рада висела на руках у жилистого, едва успевая переставлять ноги. Он потащил ее в другой угол, где с потолка свешивался десяток гофрированных трубок, похожих на кишки. У каждой стояла очередь в несколько человек.
Мужчина-кот растолкал ожидающих и, не обращая внимания на бурные протесты, схватил освободившуюся кишку. Брезгливо отсоединил общий загубник, сунул в мягкую стену, охотно поглотившую его. Очередь недовольно заворчала:
– Какого хрена?! Теперь ждать, пока пузыри новую соску выдадут?
– Свою иметь надо, если ждать не хотите, – огрызнулся мужчина.
– Шай до тебя доберется.
– Шай тебе то же самое скажет. Общую соску обрабатывать надо, чтобы заразу не распространять, – жилистый обтер полой рубахи край кишки и вытащил из кармана шорт новенький загубник в прозрачной упаковке. Очередь завистливо ахнула. Мужчина приладил его к кишке, сунул Раде:
– Аккуратно сожми губами и втяни в себя. Немного.
– Что это?
– Фуду-масса.
– Я не могу это… Никогда…
Очередь взорвалась издевательским смехом.
– Натуралка! О-хой! Гляди-ка, у нас тут натуралка завелась! Принцесса. Спящая красавица.
Жилистый нахмурился:
– Придется. Тебе нужны силы.
– Я не голодна.
– Эй, не задерживай очередь, – забурлила толпа. – Мы-то жрать хотим.
Мужчина, не обращая внимания на остальных, тронул ее за плечо и тихо сказал:
– Другой еды здесь нет. Тебе нужно есть, если хочешь жить.
– Не буду!
Он скривился и, крепко схватив ее железной пятерней за шею, вставил загубник в рот.
Толпа радостно заулюлюкала.
Безвкусная жижа хлынула в горло, потекла по губам и подбородку. Рада замотала головой. Надо есть, если хочешь жить? Но она не хочет! Совсем не хочет. Лучше умереть от голода, чем так жить. Почему она проснулась? Почему Стеф не забрал ее сразу?
Мужчина вдруг зажал двумя пальцами ее нос, и Раде пришлось глотнуть. Из глаз брызнули слезы. Вокруг загоготали.
Наконец Рада вырвалась из железной хватки и бросилась бежать. Следом неслись оскорбления и издевательский смех.
В ее ложементе развалился заплывший жиром азиат, лениво почесывающий пузо, покрытое редкой растительностью.
– Это мое место. Пошел вон! – отчаянно крикнула Рада.
– Такая красивая девушка, эй! – ответил азиат. – Зачем ругаешься? У меня было шесть жен. Я всех любил, никто не ругался. Ходи сюда, будь как дома. Места на двоих хватит.
Рада кинулась на него, заколотила ладонями по жирным плечам. Азиат нахмурился и сунул ей кулаком в нос так, что искры из глаз посыпались.
Тут кто-то подхватил ее под мышки, потащил прочь, усадил спиной к серой мягкой стене.
– Пришла в себя? – спросил мужчина, который поломал ее жизнь.
Рада промолчала. Она вспомнила его: журналиста, гада, сволочь! Все из-за него! На суде он выступал свидетелем обвинения. А здесь-то как оказался?
– Слушай, извини, – сказал он. – Я не хотел делать тебе больно, но нужно было обязательно поесть. Сейчас ведь лучше?
Рада прислушалась и с удивлением поняла, что он прав. Тело, упорно цеплявшееся за жизнь, с удовольствием приняло и переработало ненавистную фуду.
Он протянул загубник:
– Держи, твой будет. Только на фуду сразу не налегай.
– Сколько я спала?
– Трудно сказать, тут ощущение времени искажается. Думаю, от пяти до девяти месяцев.
Так долго?! За это время ребенка можно родить. Только… Она вспомнила белую больничную палату… У нее никогда не будет детей. Всех приговоренных к пожизненной каторге стерилизовали, как бродячих животных в прежние времена.
– Это?…
– Пересыльный корабль, – журналист сел рядом.
– А почему я проснулась?
Он пожал плечами.
– Наверное, тому жирному удалось разблокировать твою капсулу. Они уже это проделали с несколькими из ваших, блатных. Думают, что удастся перепрограммировать ее под себя. Только вряд ли. Все кто пробовал закрыться в капсуле – погибали.
– Нам… еще долго лететь?
– Не знаю. Может, неделю. Может, несколько месяцев. Никто не знает.
– А я тебя вспомнила, – сказала Рада. – Ты Тимур. Ларин.
– Точно! – обрадовался журналист. – Раз память возвращается, значит все путем.
По стене пробежала волна.
– Что это?! – испуганно вскрикнула Рада.
– Первый звонок, как в театре, – проворчал Ларин.
– Прилетели?
– Нет. Это сигнал к отбою. Баю-баюшки, баю и все такое. Немного времени есть еще. Если нужно оправиться, то…
– Не нужно.
– Тогда устраивайся.
Ларин повернулся лицом к стене и в два счета вырыл в ней что-то вроде глубокой норы. Залез внутрь, расширил, растолкал руками и ногами, устраиваясь поудобнее. Его движения были быстрыми и привычно аккуратными.
Рада крутила головой, не понимая, что происходит. Все заключенные вдруг превратились в кротов, поглощенных рытьем нор в полу и стенах общей камеры. Точно разом сошли с ума.
Журналист похлопал рукой рядом с собой.
– Завтра научу, что делать. А сейчас забирайся.
– Вот еще! – фыркнула Рада. – Я не собираюсь с тобой спать, даже не надейся.
Мужчина усмехнулся:
– Очень надо! Вообще-то здесь есть дамы посговорчивей… да и поопытней.
По полу прошла новая волна. Светящие стены быстро гасли.
– Минут пять осталось, – констатировал Ларин. – Залезай, пока не поздно.
– Ненавижу тебя! – выкрикнула Рада, отползая подальше.
– Знаю, – кивнул Ларин. – Лезь в нору, дура, пока стенка зарастать не начала. Не бойся, ты мне тоже на хрен не сдалась. А если останешься в камере, то…
– Что?
– Не знаю, – честно сказал он. – Растворишься в желудочном соке корабля, наверное.
– Он что, живой?
– Есть такая версия. В любом случае, те, кто на ночь оставался без норы исчезали. Система самоочищается, вроде биоузла. Завтра проснемся – ни плевка, ни пылинки. Стерильная чистота. Правда, ненадолго.
Вход в нору стал заметно меньше. Рада всхлипнула и заползла внутрь. В камере окончательно стемнело.
– А если я не хочу спать?
– Значит, так и пролежишь всю ночь без сна. Отличная возможность отдохнуть от этого зверинца. В одиночестве очень хорошо думается. Голова такая ясная, – сонным голосом сказал он и зевнул. – Некоторые утверждают, что каждую ночь выходят в астрал и возвращаются домой. Главное, не сопротивляйся. Расслабься. Поначалу страшно, а потом привыкнешь.
Его голос становился все глуше.
– Эй! – окликнула Рада. – Ты меня слышишь?
Журналист не ответил. Окончательно закрывшаяся нора начала заполняться влажным и мягким. Рада задержала дыхание, потянулась к Ларину, но пальцы нащупали лишь упругую плоть живого корабля. Склизкое месиво уже подступало к лицу. Легкие горели огнем, требуя сделать вдох.
